Наши дети приходят... О приёмных детях, ЭКО и не только

До чего ж по-разному приходят к нам наши ребёнки. Кто-то только и ждёт малейшей возможности и — шасть! — киндер-сюрприз, дорогие теперь-уже-родители. Другим посылает судьба дитятко моленное — и вымоленное после долгих испытаний. Некоторые вписываются точно в «нужный» родителям момент, хотя сейчас это редкость. А ещё бывают дети, не сразу нашедшие своих.

Мне посчастливилось знать и бывших воспитанников детского дома, и некровных детей, ставших вправду родными, простите уж за это клише. По моему глубокому убеждению, беременность и роды — важный этап родительства, но далеко не обязательный. Да, этот путь не усыпан цветами. Игнорировать и преуменьшать трудности приёмного родительства — плохая идея, как ни крути. С другой стороны, путь любого родительства вряд ли бывает таким уж простым и лёгким, это тоже надо понимать. Ни одной гарантии в любом случае у нас нет.

Всегда вспоминаю с улыбкой и любовью удивительную женщину, бывшую мою начальницу, выросшую в детском доме. Так вот помимо собственно семьи и детей у неё под крылом был ещё и весь наш чокнутый разношёрстный артистический коллектив тату-студии. При общении с нею как-то сразу и очень сильно чувствуется: она тут Мама. Даже если некоторые «ребёнки» старше неё и покрыты татузяками в два слоя. Работать в заведении этой чудесницы было честью для меня и очень большой удачей. В то же время родной её брат был при всех своих замечательных качествах человек пропащий, покалеченный системой.

Любимый мой дядя, тоже детдомовец, обрёл родителей уже во взрослом возрасте. Приехал познакомиться с родителями невесты, а они ему, по своему обычаю: «Витенька, сынок». Такое уж было у бабушки и дедушки обыкновение — величать сынками и доченьками всех подряд более-менее приличных людей подходящего возраста... Услышал человек о себе — «сынок» — и всё. С тех пор и навсегда они сделались ему «Мамой и Папой». От самого того дня любой его дальнобойный маршрут всегда пролегал через нашу деревню, хоть и приходилось иной раз давать вёрст по пятьсот крюку. И принят был этот уже матёрый парнище с непростой судьбой действительно как родной сын...

И я лично несколько лет назад наблюдала, как одна девочка сделалась для отчима родною дочкой ещё даже до того, как её мама стала его женой. И такое бывает.

Словом, я росла в большой семье, где понятием «чужой ребёнок» как-то не пользовались. Эта тема даже никогда, кажется, не обсуждалась; просто всю копошащуюся во дворе ораву звали обедать, не делая различий, где свои кровиночки, где не свои, а кто — так, рядом тусовался. В сложных жизненных ситуациях детства и отрочества некоторые из наших друзей и подруг скорее могли получить кров, убежище и помощь в нашем доме, чем у «кровных» родственников. Сын папиного сослуживца, из далёкой республики попавший служить к нам в Питер, был точно так же взят под крыло, и получал родительскую заботу, как мой родной брат во время его службы в армии. Что уж и говорить про маленьких. Вокруг, среди родных и знакомых, случались и примеры настоящего удочерения: кроха четырёх месяцев, трёхлетняя девочка, годовалая малышка.

Вероятно, поэтому удочерение-усыновление казалось мне довольно естественным делом, даже не всегда связанным с невозможностью пары зачать, выносить и родить. Просто некоторые дети приходят в семью таким способом. Ничего сверхъестественного. Кто-то так с мамы «вылез», кого-то через кесарево сечение достали, а кого-то «с детдома» привезли. Ну всё бывает...

Но вот довелось мне однажды попасть в больницу... Как выяснилось впоследствии, тревога была ложная, но тем не менее, пятнадцать дней мне с пятинедельной дочерью в животе пришлось там проваляться. В больнице я познакомилась с невероятными сударынями, дай им Господь счастья и здоровья. Надеюсь, у них всё хорошо и они уже нянчат своих долгожданных малышей и малышек. Появившихся в результате ЭКО (экстракорпорального оплодотворения).

Божья Мама милостивая!! Что им пришлось пережить!..

Должна признаться, я просто трус и слабак по сравнению с этими отважными мамами. То, что они рассказывали... я бы не вынесла. Даже и десятой доли таких издевательств. Для меня они — героини из другой реальности. Переживать раз за разом потери беременностей. Жить, не смиряясь, борясь за счастье выносить, родить, обнять родного младенчика. Проходить круги этого ада, о котором они рассказывали, с бешеной надеждой в сердце. И вот — лежать в больнице с диагнозом «начавшийся выкидыш», закусывая губы от ледяного страха, однако не теряя ту самую путеводную надежду на лучшее.

Я виновата перед ними. Не всегда могла сказать утешительное слово. Не всегда могла промолчать, когда следовало бы. Иногда угнетала одним фактом своего присутствия. Иной раз доводилось мне слышать отчаянные слова:

— И даже не делай вид, что тебе тоже страшно! Чего тебе бояться? У тебя уже есть один ребёнок, куда тебе ещё?!

Да, им было во много раз больнее и страшней. Я-то не сомневалась, что тем или иным путём моя детка найдёт ко мне дорогу и мы будем вместе, несмотря ни на что. Не даст Господь родить — значит, мы попытаем счастья ещё. Или усыновим/удочерим. Потому что так дети и появляются в семьях, если они нужны настолько, что уже никак не обойтись.

Потерявшая одного из двух ЭКОшных близнецов мама рассказывала:

— Я сначала расстроилась, а доктор мне и говорит: «Да что ты плачешь, глупая! Тебе же ещё и лучше! Представь, как бы ты с ними с двумя намучилась бы!» И действительно...

И другие мамы лежат, головами кивают: да, да, действительно. С двумя же так тяжело было бы. Надо радоваться, а не плакать.

И тут я, наверное, немножечко потеряла сознание. Потому что осознанно сказать такую ужасную вещь я не могла:

— То есть у тебя ребёнок умер, и тебе сказали, что горевать глупо, велели по этому поводу радоваться, и вы с этим согласны??

Такие глаза стали у всех.

И тишина.

Мне так стыдно. До сих пор. Надеюсь, они меня когда-нибудь простят.

А однажды, после очередного душераздирающего рассказа про ужасы ЭКО, я снова не выдержала. Я спросила:

— А вы никогда про усыновление не думали?

После паузы они, кажется, закричали все разом. Смысл крика был такой: «Нет! Никогда! Чужого я никогда не полюблю, это невозможно!»

Я прикусила свой глупый язык. Язык рвался спорить, ведь уж во всяком случае наших мужей-то мы встретили и полюбили — чужими, а теперь роднее никого нет... Ведь человечья любовь (в том числе и родительская) — не слепой инстинкт, не эмоция, не какое-то там дикое чувство и африканская страсть, а добровольная и ежедневная работа сердца, труд тела, постоянное движение души. Да, беременность и роды выдают нам эйфорию авансом, чтобы на первых порах было полегче, да ведь и то не всем и не всегда.

Но перед их болью, перед их страхом, перед их отвагой и огромной надеждой слова застряли у меня во рту. Я ничего не могла сказать, да и не имела морального права. Мы просто с разных планет, товарищи, из непохожих каких-то миров...

Ну что тут скажешь?.. Для себя я могла бы сделать вывод: как невыносимо и грустно всё-таки исподволь считать себя телом, даже отводя в этом теле почётное место для души. Опасно привязываться к «своей» крови, чертовски опасно, больно, страшно. Насколько веселей и легче жить с ощущением, что ты — душа. Вечная и неубиваемая. А всё, что имеет отношение к телу, — важно, конечно, но — временно. Стало быть, и не стоит таких уж страданий... В этом мне здорово повезло.

Я весьма далека от мысли, что ЭКО и другие вспомогательные репродуктивные технологии не имеют права на существование. Да, там очень много тёмных и трагичных моментов, о которых и подавно не мне рассказывать. Ну так ведь никакое родительство не застраховано от подобных ситуёвин! Сейчас всё больше душ именно таким способом приходят на эту Землю, и думается, неспроста. Какие-то веские должны быть причины, большой урок человечеству.

Не мне браться об этом судить. Я просто хотела бы пригласить вас поразмышлять на эту тему. Ведь и материнство, и отцовство — это не только и не столько о том, что происходит с нашими временными телами. Это о странствиях душ. Всё остальное уже как следствие.

Для меня ещё перед первой беременностью было важно узнать:
— Хочу ли я стать матерью — или мне «нужен ребёнок»?

— Буду ли я любить его/её безусловно — или за то, что он/она «соответствует» (умняшка, слушается, не доставляет беспокойств, симпатяжечка, моя кровинка)?

— Буду ли я хотя бы стараться увидеть в теле ребёнка — его/её душу, Божий подарок, вечный негасимый Свет — или я могу предложить только некоторую заботу об этом теле?

И вот когда на первые части этих и подобных вопросов я смогла по чесноку ответить самой себе, положа руку на сердце: «А шут его знает. Но я постараюсь», — тогда-то и стало ясно: пора дерзать.

Я желаю вам найти свои собственные честные ответы. Найти — и жить счастливо. Лучи добра!

В оформлении статьи использованы рисунки автора